Указания Госпожи по существу сводились к необходимости уложить полукругом бухту из кожаной веревки, перекрыв самое опасное место, там, где первоначально стояли ворота. Точно такие же веревки, натянутые на деревянные колышки, перегородили дорогу. Я строго следовал инструкциям, никак не учитывавшим даже самый факт существования Знамени. Даже если Госпожа и знала, что это не просто штандарт, она, похоже, не придавала ему особого значения.
Я наскоро оглядел нахально присвоенный нами бункер, паршивую землянку, где от пола до потолка было едва лишь три фута. Места могло хватить для четырех человек и связки бамбука. Вонища стояла страшная: с наступлением темноты никто не высовывался наружу по нужде. Дерьмовая халупа – но все лучше, чем мокнуть под дождем.
– Как только Тень пересечет линию, отгороженную кожаной веревкой, – пояснил я любопытствующим ребятам, – ее поразит искра. Таким образом мы будем знать, где проходят Тени, сколько их, и куда они направляются. И можем поражать их, не растрачивая зарядов.
Парней требовалось как-то приободрить. Перспектива прошлой ночи сулила им слабую надежду дотянуть до утра.
– Это, конечно, не перина, – сказал я Тай Дэю, поглаживая землю, – но почему бы тебе не отдохнуть?
Сам-то я собирался прилечь позже, тем паче, что все равно намеревался совершать разведывательную вылазку. Ежели, конечно, удастся. Вылезши наружу, я удобно пристроился на обломке старой стены и принялся рассматривать крышу моей новой хибары, смастряченную из тенеземского шатра. Куда ни глянь, всюду попадались на глаза отобранные у неприятеля трофеи. Но это не внушало особого оптимизма: имелись все основания полагать, что через месяц мы окажемся такими же измотанными и изможденными, какими были после прорыва блокады Деджагора.
По существу, мы всего-навсего удерживали горный кряж, хотя еще и могли делать вид, будто представляем собой армию. Но у неприятеля не осталось ничего, кроме разрозненных отрядов Могабы. Интересно, что предпримет Могаба, когда узнает, как огорчительно сложились дела у Длиннотени.
Об огорчении речь, оно и навстречь. То, что я увидел, отнюдь меня не обрадовало.
У подножия склона, там, где дорога уже не была дорогой и представляла собой лишь раздолбанную полосу грязи, появился дядюшка Дой. Подняв глаза, он таращился на Врата Теней. Появись он попозже, в сумерки, я бы его, наверное, не заметил. Позади него, поотстав ярдов на пятьдесят, плелась матушка Гота. Она ворчала так громко, что некоторые слова я мог разобрать даже на таком расстоянии. За спиной у обоих виднелись здоровенные узлы, наводившие на мысль, что они вновь решили присоединиться ко мне. Похоже, они стали профессиональными бродягами.
Я запустил камешком в ворону. Сам не особо целился, и птица не шибко испугалась – просто увернулась. С приходом сумерек птиц стало немного, хотя, признаться, их и днем не было без числа. Любопытно, что бы это значило? Вроде бы мы еще не дошли до того, чтобы жарить ворон.
Может, они все улетели к своей мамочке?
– Тай Дэй, – сказал я, – как случилось, что твоя мать и дядюшка Дой оказались здесь?
Тай Дэй высунулся из землянки, отпустил пару бранных словечек на нюень бао и вернулся назад. Создавалось впечатление, будто он напрочь утратил почтение к старшим.
Ответа на свой вопрос я не получил.
Проверив амулет, так и не возвращенный Костоправу, и оценив высоту отгоняющей Тени свечки, я решил, что у нас все будет в порядке. Хотелось в это верить.
Но какой-то мудрец, не мне чета, говаривал: «Никогда не доверяй колдунам».
Я закрыл глаза и принялся ждать.
– Эй, Мурген, ты знал ребят по имени Качала и Грузило?
Я открыл глаза.
– Рыжий, сукин ты сын! Какими судьбами? Я ж тебя полгода не видел. Как дела?
– Как сажа бела. Я уж и забыл, когда мы встречались. Но, худо-бедно, руки-ноги при мне, и я еще дышу.
– Выходит, ты опять обскакал судьбу – для солдата это немало. А Качалу я помню. Он джайкури, и все его близкие погибли во время осады Деджагора. Он прибился к нам, когда мы вышли из города, а раньше, вроде бы, был каменщиком, но уже числился нашим, когда мы накрыли Обманников в Роковом Перелеске.
– Точно, тот самый малый. Он и на Чарандапраше здорово себя показал.
– Ну а другой, как его там… Грузило? Я его не припоминаю.
– Он вроде бы из тенеземцев. Попал к нам в плен: сначала работал, а потом принял присягу. Правда недавно, примерно месяц назад.
– Ну а мне-то до них какое дело?
– Оба погибли прошлой ночью. Я решил, что тебе нужно об этом знать. Ведь ты заносишь имена погибших в Анналы.
– Спасибо, что вспомнил. Хотя не уверен, что мне это нравится.
– В каком смысле?
– Да в том, ребята, что вы вспоминаете обо мне, только когда кто-нибудь из парней дает дуба. Приходите и говорите, чтобы я помянул его в Анналах.
– Уходил бы ты из штаба, Мурген. Возвращайся в строй. Тогда ты снова станешь не одним из них, а одним из нас.
Вот ведь чертовщина. Похоже, я и сам не заметил, как превратился в штабную крысу.
– Может, ты и прав. Теперь, когда мы захватили Хозяина Теней, предстоят некоторые перемены. Я буду иметь в виду твое предложение.
Рыжий хмыкнул. Он не слишком поверил моим словам, но отправился к своим парням с чувством исполненного долга. Меня передернуло. С плато тянуло холодным ветром, и мне показалось, – хотелось верить, что только показалось, – будто он нес с собой запах Кины. Мне припомнился ветер, дувший на равнине смерти. Я подумал о том, чтобы навалить побольше камней к основанию Знамени – оно содрогалось под напором ветра, – но поленился.